Неточные совпадения
Не ожидая согласия Самгина, он сказал кучеру адрес и попросил его ехать быстрей. Убежище его оказалось близко, и вот он шагает
по лестнице,
поднимаясь со ступеньки на ступеньку, как резиновый, снова удивляя Самгина легкостью своего шарообразного
тела. На тесной площадке — три двери. Бердников уперся животом в среднюю и, посторонясь, пригласил Самгина...
— Будет? — повторил и он, подступив к ней широкими шагами, и чувствовал, что волосы у него
поднимаются на голове и дрожь бежит
по телу. — Татьяна Марковна! Не маните меня напрасной надеждой, я не мальчик! Что я говорю — то верно, но хочу, чтоб и то, что сказано мне — было верно, чтобы не отняли у меня потом! Кто мне поручится, что это будет, что Вера Васильевна… когда-нибудь…
5) Кожица
по поверхности
тела поднялась пузырями различной величины, а местами слезла и висит в виде больших лоскутов.
Шерсть на спине у него
поднялась дыбом, он сильно заревел и стал бить себя хвостом
по телу.
Генерал с сигарой в зубах шагал
по росистой траве, заложив руки за спину; он тоже
поднялся не в духе, потому что в его профессорском
теле сказалась чисто профессорская болезнь.
Под горою появился большой белый ком; всхлипывая и сопя, он тихо, неровно
поднимается кверху, — я различаю женщину. Она идет на четвереньках, как овца, мне видно, что она
по пояс голая, висят ее большие груди, и кажется, что у нее три лица. Вот она добралась до перил, села на них почти рядом со мною, дышит, точно запаленная лошадь, оправляя сбитые волосы; на белизне ее
тела ясно видны темные пятна грязи; она плачет, стирает слезы со щек движениями умывающейся кошки, видит меня и тихонько восклицает...
Всю ночь Людмиле снились такие знойные, африканские сны! То грезилось ей, что лежит она в душно-натопленной горнице и одеяло сползает с нее, и обнажает ее горячее
тело, — и вот чешуйчатый, кольчатый змей вполз в ее опочивальню и
поднимается, ползет
по дереву,
по ветвям ее нагих, прекрасных ног…
Я еще не совсем выспался, когда, пробудясь на рассвете, понял, что «Бегущая
по волнам» больше не стоит у мола. Каюта опускалась и
поднималась в медленном темпе крутой волны. Начало звякать и скрипеть
по углам; было то всегда невидимое соотношение вещей, которому обязаны мы бываем ощущением движения. Шарахающийся плеск вдоль борта, неровное сотрясение, неустойчивость тяжести собственного
тела, делающегося то грузнее, то легче, отмечали каждый размах судна.
И вдруг ее коричневое лицо собралось в чудовищную, отвратительную гримасу плача: губы растянулись и опустились
по углам вниз, все личные мускулы напряглись и задрожали, брови
поднялись кверху, наморщив лоб глубокими складками, а из глаз необычайно часто посыпались крупные, как горошины, слезы. Обхватив руками голову и положив локти на стол, она принялась качаться взад и вперед всем
телом и завыла нараспев вполголоса...
Еще в самом начале, около Большого аула, где мы ночевали, были еще кое-какие признаки дороги, а потом уж мы четверо, один за другим, лепимся, через камни и трещины,
по естественным карнизам, половиной
тела вися над бездной, то балансируем на голых стремнинах, то продираемся среди цветущих рододендронов и всяких кустарников, а над нами висят и грабы, и дубы, и сосны, и под нами ревет и грохочет Черек, все ниже и ниже углубляясь,
по мере того как мы
поднимаемся.
Он проснулся от холодной сырости, которая забралась ему под одежду и трясла его
тело. Стало темнее, и
поднялся ветер. Все странно изменилось за это время.
По небу быстро и низко мчались большие, пухлые, черные тучи, с растрепанными и расщипанными белыми краями. Верхушки лозняка, спутанные ветром, суетливо гнулись и вздрагивали, а старые ветлы, вздевшие кверху тощие руки, тревожно наклонялись в разные стороны, точно они старались и не могли передать друг другу какую-то страшную весть.
И минутами
по всему статному и сильному
телу пробегала мгновенная дрожь странной боязни; тогда все
тело как будто становилось меньше, и казалось, что волосы на затылке
поднимаются как у ощетинившегося зверя; и глаза быстро и злобно обегали всех присутствующих.
Кора у деревьев — те же жилы у человека: чрез жилы кровь ходит
по человеку — и чрез кору сок ходит
по дереву и
поднимается в сучья, листья и цвет. Можно из дерева выдолбить все нутро, как это бывает у старых лозин, но только бы кора была жива — и дерево будет жить; но если кора пропадет, дерево пропало. Если человеку подрезать жилы, он умрет, во-первых, потому, что кровь вытечет, а во-вторых, потому, что крови не будет уже ходу
по телу.
Об ней человек знает
по тем мгновениям экстаза, когда душа его высоко
поднималась над
телом и жизнью.
По мере того, как она
поднималась на гору, легкий, едва заметный ветерок обхватывал ее крепче и, приминая покрывавшую ее серую пушистую шаль к ее молодому, стройному
телу, обрисовывал ее фигуру мягкими плавкими линиями, благодаря которым контур точно сливался с воздухом и исчезал в этом слиянии.
Токарев облегченно вздохнул и
поднялся. В комнате было сильно накурено. Он осторожно открыл окно на двор. Ветер утих,
по бледному небу плыли разорванные, темные облака. Двор был мокрый, черный, с крыш капало, и было очень тихо.
По тропинке к людской неслышно и медленно прошла черная фигура скотницы. Подул ветерок, охватил
тело сырым холодом. Токарев тихонько закрыл окно и лег спать.
Тяжело было старцу
подняться — ноги его устали, путь далек, пустыня жарка и исполнена страхов, но он не пощадил своего
тела… он встает, он бредет во тьме
по стогнам Дамаска, пробегает их: песни, пьяный звон чаш из домов, и страстные вздохи нимф и самый Силен — всё напротив его, как волна прибоя; но ногам его дана небывалая сила и бодрость.
Все трое осторожно
поднялись по обледенелым ступеням и остановились на подмостках, почти около качающихся
тел.
Нервная дрожь пробежала
по телу присутствовавших, даже «поседелых в приказах» дьяков, а у многих бояр дыбом
поднялись волосы.